Книга Облака славы. Жизнь и легенда Роберта Э. Ли - Майкл Корда

армии С.С., которая известна как армия Северной Вирджинии.

 

С глубоким уважением,

ваш покорный слуга,

У. С. Грант

Генерал-лейтенант

, командующий армиями Соединенных Штатов.

 

 

Лонгстрит присоединился к Ли в коттедже, и Ли передал ему послание. Лонгстрит прочитал его, медленно и внимательно, и покачал головой. Он протянул его обратно. “Еще нет”, - сказал он.

Учитывая, каким издевательствам подвергался Лонгстрит на протяжении многих лет, интересно, что Ли по-прежнему хотел видеть его рядом с собой и по-прежнему обращался к нему за советом. Лонгстрит никогда не приукрашивал правду; он также не скрывал от Ли своего мнения, даже если знал, что оно будет раздражать его командующего. Армия Северной Вирджинии все еще сражалась. Еще оставалась надежда – отдаленная, но несбыточная – на то, что удастся дойти до Линчбурга, но комментарий Лонгстрита очень четко иллюстрирует, что оба человека к тому времени знали, что капитуляция практически неизбежна. Потери и количество дезертиров за последние два дня убедили Ли в этом, но пока остатки его армии сражались, Ли не сдавался.

Лонгстрит был единственным человеком, с которым Ли поделился письмом Гранта, и реакция Лонгстрита на него опровергает версию о том, что он не желал сражаться в Геттисберге. Теперь, когда дальнейшее сопротивление было трудно оправдать, разве что ради чести, Лонгстрит был полон решимости продолжать сражаться. Он был “компетентным, мудрым, терпеливым и сострадательным, другом Ли и величайшим источником силы”. В последний, критический момент войны “он был рядом, чтобы поддержать Ли, а не тянуть его вниз”, как мог сказать или не сказать Лонгстрит, но как он определенно сделал. Теперь для Ли честь была превыше всего – не дело Конфедерации, которое было явно проиграно, не победа, которая теперь была немыслима, а честь армии, которую он возглавлял, и, конечно, его собственная, которую он мог проследить через поколения Ли и Картеров. Если уж суждено было закончиться, то это надо было пережить с достоинством. Его понятие о чести не было, как у японских самураев, самоубийственным или самопожертвованием; он не стал бы вынашивать тщеславные мысли, как Наполеон * , о своем будущем месте в истории – для этого он был слишком христианином. Но он был потрясен до глубины души видом людей – его людей, бегущих от врага. Ли знал свой долг, и надо отдать ему должное, Лонгстрит его понимал.

Ли не ответил Лонгстриту. Теперь его долг состоял в том, чтобы ответить на письмо Гранта. Он написал послание сам, твердой, четкой рукой на одном листе бумаги. Он не стал просить своего адъютанта Маршалла написать для него черновик. Обсуждал ли он это с Лонгстритом или Маршаллом, неизвестно. Маршалл утверждает, что переписал ответ Ли, но, возможно, он имел в виду, что сделал его копию для записей Ли, поскольку послание явно написано почерком Ли. Маршалл также пишет, что было “некоторое обсуждение”. Если это так, то в нем участвовало не так много людей – возможно, Ли не хотел, чтобы просочилась новость о том, что он слегка приоткрывает дверь к капитуляции, а возможно, он просто был уверен в том, что хочет написать, и решил сделать это просто.

7 апреля 65 года

Genl

Я прочитал вашу записку от этой даты. Хотя я и не придерживаюсь высказанного вами мнения о безнадежности дальнейшего сопротивления со стороны армии Северной Ваты, я разделяю ваше желание избежать бесполезного пролития крови, и поэтому, прежде чем рассматривать ваше предложение, спросите, какие условия вы предложите при условии ее капитуляции.

 

С глубоким уважением, ваш обт. Сервт

Р. Э. Ли

,

генерал-лейтенант У. С. Грант

, командующий армиями США

Этой ночью остатки армии продолжали медленно и мучительно продвигаться к Линчбургу. Река Аппоматтокс и Саутсайдская железная дорога находились слева от него, река Джеймс – справа; движение на запад привело его в точку сужения <с основной частью армии Гранта, шедшей параллельно армии Ли. Ли рисковал попасть в ловушку, но он зависел от поездов снабжения, которые были отправлены на станции Аппоматтокс и Памплинс. Если он сможет добраться до этих станций раньше федералов, накормить своих людей и лошадей и в полном порядке продвинуться к Линчбургу, то у него еще будет шанс продолжить борьбу дальше на юг, и его долг – использовать этот шанс. Те, кто видел его, отмечали его спокойное, уверенное выражение лица, но к полудню субботы, 8 апреля, многие из тех, кто окружал Ли, уже не были ни спокойны, ни уверены; на самом деле, похоже, произошло то, что в Британии называют “хороводом”, в данном случае – неписаный консенсус среди некоторых генералов Ли, чтобы убедить его сдаться. Бригадный генерал Уильям Пендлтон был уполномочен обсудить этот вопрос с Ли от имени остальных.

Лонгстрит отмежевался от этой попытки, хотя, очевидно, знал о ней. В любом случае Ли отказался принять предложение Пендлтона, хотя так ли решительно, как вспоминал Пендлтон, когда записывал этот разговор, - вопрос открытый. Возможно, Ли был скорее смущен, чем рассержен – накануне вечером он уже спрашивал, какие условия Грант предложит за капитуляцию армии, и не хотел обсуждать возможность капитуляции со своими старшими офицерами, пока не узнает их. Возможно также, что Ли не осознавал, что его ответ на письмо Гранта от 7 апреля, как бы тщательно он ни был сформулирован, открыл то, что Уинстон Черчилль в более поздней войне назвал “скользкой дорожкой” переговоров о капитуляции. *.

Различные версии того, что произошло 8 апреля, несомненно, обусловлены тем, что почти все участники событий впоследствии стремились представить свое поведение в наилучшем свете, за исключением самого Ли. Мы знаем, что говорили ему люди – или что они писали, что говорили ему много лет спустя после войны, - но мы не можем быть уверены в том, что говорил он, и он не предпринял никаких усилий, чтобы написать свой собственный рассказ или исправить их. Ли уже поставил ногу, пусть и нерешительно, на мост, по которому его просил пройти Пендлтон, но он не хотел, чтобы ему диктовали его собственные генералы, и его не интересовали благонамеренные попытки генералов призвать его к капитуляции или разделить ответственность за нее. Напротив, он считал своим моральным и военным долгом взять всю ответственность на себя.

Этим можно объяснить некоторую неуверенность в поведении Ли во второй половине дня 8 апреля – он не знал, что ответит Грант на его письмо; он не хотел, чтобы новость о том, что он